С одной стороны, жизнь в США была для меня чем-то вроде службы в армии - великолепный урок жизни. Но с другой стороны, не берусь судить, много ли бы я потерял, прогуляв этот урок. Так что дата 23 марта для меня и не праздник, и не траур, а нечто среднее. Пожалуй, правильнее было бы назвать ее просто новой страницей в моей жизни. Причем страницей, совершенно не вписывающейся в остальную книгу. Нечто вроде вставки. Но сделанной из другого материала, написанной другим шрифтом и другим стилем в попытках подражать оригиналу, но в конечном итоге оказавшейся совершенно неуместной...
Поскольку я никак не соберусь запустить авторский сайт (надеюсь, что в этом году мне это все же удастся),поделюсь здесь своими впечатлениями на тот момент времени. Выдержки из своего дневника публикую впервые и заранее приношу извинения за многобукв :)
Поехали!
Я учился на 3 курсе Московского Института Инженеров Транспорта (МИИТ), а вечерами подрабатывал в совместном предприятии УниТех при МГУ, куда меня устроил отец. Там, в маленьком уютном офисе, я создавал демонстрационные ролики для програмного обеспечения, разрабатываемого фирмой. Это были первые заработанные в моей жизни собственным трудом деньги, если не считать институтскую стипендию в 40 рублей, которую затем подняли аж до 50-ти.
Еще раньше я успел отслужить в армии, вернувшись по горбаческой «амнистии» на полгода раньше срока в звании младшего сержанта стройбата (по какой-то неведомой причине мои лычки не отражены ни в одном документе), так и не успев побывать «дедом»: 1 сентября 1989 года в 7 утра я открыл дверь родной крохотной квартирки на проспекте Мира собственным ключом и попал в объятия мамы – большой активистки комитета солдатских матерей. Еще через полчаса я уплетал яичницу с помидорами, о которой мечтал все эти полтора года!
С этой яичницы началась золотая пора в моей жизни. Институтская молодость, факультетские вечера, потрясающая компания друзей, девушка с почти экзотическим именем Жанна, ныне покойный пятый трамвай, футбольная команда факультета Технической Кибернетики, боление за ЦСКА, насыщенная яркими красками даже в самый пасмурный день жизнь советского студента... В магазинах шаром покати, салат из морской капусты и камбала в томатном соусе стоят поперек горла, но это все казалось такой мелочью! Завтрак студента в виде крутого яйца под майонезом или сосиски с горошком или даже подгорелой яичницы-глазуньи в институтской столовой вполне насыщали неприхотливые студенческие желудки.
Омрачало эту идиллию лишь одно – мысль о потенциальном отъезде в Америку. В результате долгого и продолжительного капания на мозги со стороны папы я и сам стал верить в то, что надо уезжать и что в СССР будущего у меня нет. Своей головой я тогда думать особо не умел, а может быть, просто не считал нужным. Красивую американскую наживку я проглотил вместе с поплавком и удочкой. Тем не менее, пока это все оставалось только разговорами и теорией, я особенно не задумывался о последствиях и о том, что этот отъезд может для меня значить. Даже несмотря на то, что мы успели отправить несметное количество бандеролей с книгами в Америку, чтобы не тащить все с собой, и несмотря на то, что я даже отчислился из института после зимней сессии, сам отъезд казался чем-то призрачным, далеким и абстрактным...
Наступило 22 февраля 1991 года. В эту пятницу я работал в УниТехе с самого утра. В соседнем офисе, который разделял с другими сотрудниками мой папа, зазвонил телефон. Еще через минуту отец зашел ко мне и поведал, что звонили из ОВИРа и сообщили о том, что загранпаспорта готовы...
Вы когда-нибудь заставали жену в постели с любовником? А может быть, вы при поступлении в институт получали известие о том, что недобрали одного балла? А как насчет того, что прийдя в себя после наркоза, обнаружили, что вам прооперировали не ту ногу? Или быть может, просто получали удар тяжелым предметом по голове из-за угла? Мое ощущение в тот момент было приблизительно таким же, если сложить вместе все вышеперечисленное и помножить на 100. Сказать, что у меня все оборвалось внутри – это ничего не сказать. В этот момент я со всей отчетливостью понял, что именно только что произошло. Я почувствовал, как мой мир рушится, и что те 20 лет, которые я прожил, ничего больше не значат, что я буквально отправляюсь в мир иной, где все будет по-другому, где все будет чужое и незнакомое, где не будет моих друзей, где меня ждет полная неизвестность, где все придется начинать с абсолютного нуля. Очень хотелось, чтобы все это оказалось лишь кошмарным сном…
Билеты были заказаны на 22 марта. Таким образом, на сборы оставался ровно месяц. Утром и днем паковались очередные коробки и чемоданы, вечером у нас собирались очередные гости. И так целый месяц – сборы, проводы, сборы, проводы...
20 марта я устраивал проводы для своих друзей в еврейском ресторане «У Юзефа», что рядом с Павелецким вокзалом. Проводить меня прехали даже из Саратова и Киева. Шикарный стол, приятная музыка, уютная атмосфера. Не хотелось верить, что это все в последний раз. Особенно в память врезался такой незатейливый эпизод. Музыканты исполняли песню «Поручик Голицын», которая заканчивается словами: «Зачем Вам, Поручик, чужая земля?» И тут раздался полушутливый голос Ксюши: «Действительно, зачем тебе, Витя, чужая земля?» Удивительно, я не нашелся, что ответить. Действительно, зачем? Зачем мне нужно что-то еще, если у меня сейчас есть всё, что делает мою жизнь абсолютно счастливой и наполненной смыслом? «У инженера здесь нет будущего» – эта формула, выжженная клеймом в моем сознании, всегда была у меня наготове в качестве ответа. Но действительно ли я так считал или мне это просто внушили? Сейчас я понимаю, что ответ был очевиден, но тогда, произнося бредовые пафосные тосты «за встречу в Бостоне в четверть четвертого», я предпочитал не задумываться об этом. Равно как и о многом другом...
Вообще, в моей жизни есть два периода, которые я бы хотел выдернуть, как страницы из книги. Первый – это начало службы в армии. Каждый, кто через это прошел, меня поймет. Но как говорится, что нас не сломает, сделает нас крепче. Действительно, из армии я вернулся совершенно другим человеком. Причем, самым сложным было вернуться оттуда именно человеком.
Второй такой период моей жизни – это отъезд в США и первые недели на «земле вражьей». Вообще, себя в момент отъезда я сравниваю с растением, которое нашло благодатный чернозем, зажило своей полной, содержательной жизнью, но которое выдернули вместе с корнем и пересадили в незнакомую почву, потому что так надо, потому что так делают умные люди и потому что так будет лучше. Для кого лучше? Такие «глупые» вопросы и задавать-то было неприлично, равно как и сомневаться в этой аксиоме...
Маленький тесный самолетик Скандинавских Авиалиний (SAS) помчал нас на запад. Заграницей мы никогде не были, и с этого момента все для нас стало в диковинку, включая и сам самолет, и питание на его борту.
Первая остановка была в Стокгольме и длилась всего час. Мой брат Алик, имевший странную привычку исследовать туалеты во всех новых местах, и здесь не стал делать исключения из правила. Найдя нужную дверь, он отправился на свидание с заветной сантехникой. Однако спустя секунд 20 он, как ошпаренный, выскочил из заведения с вылезшими на лоб глазами. В ужасе он простонал: «Там столько всего висит, я не знаю, что с этим делать!» Интересно, что же там может висеть-то? Тогда уже я отправился с ним на разведку. Привыкший к совковым реалиям общественных туалетов, я был готов увидеть нечто подобное и здесь...
Поначалу я решил, что ошибся адресом и вместо туалета зашел в музей сантехники 21 века. Насколько смешно вспоминать об этом сейчас, настолько не до шуток было нам тогда. Как?! Стены не исписаны (во всех смыслах)? На полу не валяются кучки и горки? На унитазах присутствуют сиденья, я рядом с ними – о, боже! – туалетная бумага?! Шоковая терапия началась, и началась она там, где мы ее меньше всего ждали. А по поводу того, что там «висело», так это было жидкое мыло и бумажные полотенца, о которых мы тоже только читали в страшных сказках про загнивающих капиталистов.
Следующая остановка была в Копенгагене, где нам предстояло провести ночь. Быстро получив транзинтые визы, мы сели в автобус, который нас повез в Гранд Отель. Самыми запоминающимися элементами этого отеля были стеклянные автоматически двери, два больших белых каменных льва у входа, а также тональный телефонный набор, с которым я познакомился впервые в жизни. Когда я смотрел американские фильмы, всегда удивлялся, как же так, человек нажал быстро кнопочки, и сразу же прозвонился – не надо было ждать, пока трубка дощелкает каждую набранную цифру. Теперь и эта тайна для меня открылась...
Перелет через Атлантику на Боинге-747 мне запомнился лишь жуткой головной болью. Впрочем, подозвав стюардессу, я смог решить и эту проблему, заполучив заветную таблетку.
В районе трех часов дня мы начали снижение. Лос-Анджелес оказался городом совершенно бескрайним и... абсолютно плоским! У каждого нормального европейского человека понятие большого города ассоциируется с высокими домами и широкими проспектами. Я же в иллюминатор самолета не обнаружил ни того, ни другого, что стало для меня первым разочарованием. Почему-то особенно запомнилось бесчисленное множество частных маленьких домиков с бассейнами.
В аэропорту нас очень тепло встретили наши американские родственники, которых мы никогда в жизни не видели, но которые нас все равно приняли, как своих родных. Впрочем, почему «как»? Они нам сняли квартиру, заполнили ее мебелью, забили холодильник и шкафы продуктами и даже подарили совершенно безвкусный американский торт, который мы ели месяца полтора...
Так началась наша жизнь в Америке, которую вполне можно разделить на несколько этапов...
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →